Андрей Дмитриев

Народ наш маленький и слабый, Мы сызмальства советам рады, А сами — Боже упаси! Безмолвнее, чем караси. Сначала Рюрик и варяги, Потом — Царьградские деляги И с ними греческий монах В нас укрепляли божий страх, Потом — залетные монголы, Хоть сами в массе своей голы, Учили триста с лишним лет, Потом — поляки, или нет? Потом другие иностранцы К нам завезли табак и танцы, И математики азы, А мы, не чувствуя грозы, Всему учились понемногу, И все могло быть слава Богу, Но из Германии проклятой Ученье карлы бородатой Недобрым ветром занесло — И вот тогда нас понесло! Понять всех хитростей еврея Умом ленивым не умея, Мы захотели пуще жизни Хоть умереть в социализме. И как удачно все сбылось — Как многим это удалось!

Кремль обращен к реке стеною Не праздничною — крепостною, Суров, без всяких выкрутас, Ничем не радует он глаз. Там, вдоль реки, не торопясь, Я шел, прохожих сторонясь, Воображал себя при том Чужим Кремлю — его врагом. Но угол с башней обогнув, Переведя на горке дух, Дверь отворил своим ключом И в Кремль вошел, как в отчий дом. В каморке с клетчатым окном Жую сухарик с кипятком, Рассматривая в тишине Портрет актриски на стене.

О чем бы ты ни пел, Певец усталый, Поешь ты не о том. И ты понять давно был должен сам: Усталость не к лицу певцам.

Опять зарезали кого-то, И безутешная вдова, Оставив на два дня работу, Похоронить едва-едва Успеет, если самолетом... Но, впрочем, горе — не беда, Здесь не в диковинку убийства — «Криминогенная среда» На юридическом витийстве, И вряд ли дело до суда Дойдет — несчастный вышел случай: Был пьян, упал, попал на нож... А, может, так оно и лучше — Мужик не больно был хорош.

У рыб моих характер золотой, Они живут себе, забот не зная, Плывут по кругу полосатой стаей, Следа не оставляя за собой.

У них всегда прозрачная вода, О чистоте ее заботятся улитки, И стебелечки водорослей хлипких, И я ее меняю иногда...

А Бог — ну да, конечно, с ними Бог...

Я в этом доме жил с утра Потом ко мне пришли чужие И мне сказали: вы здесь жили Теперь другим пришла пора

Сложил я вещи в узелок Они так верно мне служили Меня до двери проводили И я послушно в путь потек

Я думал: так тому и быть Я жил, а вот они не жили Так пусть живут коль заслужили А чем - о том не мне судить

В пути я загрустил невольно Хоть оборачиваться больно Назад последний бросил взгляд

И видел всё. Как плавно крыша На миг приподнялась чуть выше И рухнул медленно фасад.

Я спросил у продавщицы: — Что за круглая вещица? Дурно пахнет, вся лоснится, И зачем в ней столько дыр?

Отвечала продавщица На меня начав сердиться: — Это вовсе не «вещица», Это пища, это — сыр!

Говорю я продавщице: — Я, признаться, удивиться Вынужден, как говорится, Это что еще за «сыр»?

Закричала продавщица, Зарычала, как тигрица: — Дурак! Идиот! Хулиган! Это сыр, Сыр, СЫР!!! Или я сошла с ума...